Книга Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны  - Оливер Пилат

Юлиус Розенберг уже делал первые шаги к тому, чтобы стать функционером-коммунистом. Из старого нью-йоркского обломка Американской федерации труда коммунистическая партия вытесала Федерацию архитекторов, инженеров, химиков и техников (в составе конгресса производственных профсоюзов) как свой авангард в области науки. Многие участники левой клики студентов технических специальностей из Городского колледжа Нью-Йорка и их жены и подруги — Розенберги, Сидоровичи, Пейджи, Джоэл Барр и его любовница Вивьен Глассмен и многие другие — объединили усилия, чтобы превратить ФАИХТ в дееспособное предприятие.

Этель Розенберг благодаря своему опыту работы особенно остро осознавала возможности, которые предлагает политическое профсоюзное движение в смысле поиска работы и власти. Она бесплатно служила машинисткой и делопроизводителем в женском отделении ФАИХТ, после того как Юлиус 3 сентября 1940 года занял вакансию младшего инженера в бруклинском отделе снабжения войск связи. Розенберг застолбил себе уголок в союзе в качестве начальника отделения госслужащих. Он рассматривал обращения по дисциплинарным делам, жалобы и подыскивал работу для членов федерации. Он двигался к национальному влиянию по давнему пути бюрократов: выполняя грязную повседневную работу. Возможно, он не стал бы так цепляться за нее, если бы не Этель, всегда более агрессивная из них двоих.

Удивительно, сколько партийная деятельность сумела выжать из Розенбергов, учитывая, что они оба были не особенно крепки. Этель с тринадцати лет страдала от искривления позвоночника, из-за которого она периодически была вынуждена лежать в постели с больной спиной. Кроме того, у нее часто понижалось давление, и из-за этого кружилась голова. У Юлиуса же во время стресса воспалялось горло. И тем не менее они оба внесли свою лепту в громкие призывы к миру, когда Сталин заключил пакт с Гитлером, а потом стали громко призывать к открытию второго фронта. Они то и дело ходили на митинги и подписывали вечные петиции за коммунистов и кандидатов. Они собирали средства на разнообразные коммунистические ширмы, например Объединенный антифашистский комитет помощи беженцам. Они призывали последовать их примеру и оформить страховой полис на 5000 долларов в управляемой коммунистами организации взаимопомощи Международное братство рабочих. Они покупали свои экземпляры «Дейли уоркер» (на семью они брали по две газеты) в обычном газетном киоске на Мэдисон и Ратгерс-стрит, а также другие издания партийной печати, и прочитывали их от корки до корки.

Все пустоты в жизни Этель и Юлиуса Розенберг автоматически заполняла ФАИХТ. Когда Розенберги впервые побывали в ночном клубе, это была вечеринка ФАИХТ в кафе «Сосайети даунтаун». Когда они сняли квартиру в Никербокер-Виллидж, на одном из тех участков в Ист-Сайде, которые сменили вертикальной застройкой невысокие скученные кварталы, они раздобыли себе мебель через ФАИХТ. Гарри и Сильвия Стайнгарт, активные члены федерации, уезжали работать в Калифорнию и потому отдали свою мебель Розенбергам в качестве знака дружбы и способа сэкономить на ее хранении. Потом Розенберги подыскали себе старое разбитое пианино, чтобы Этель могла заниматься музыкой. Члены федерации часто селились вместе; Майкл и Энн Сидорович сняли квартиру над Розенбергами в Никербокер-Виллидж в 1942 году, другие тоже жили неподалеку.

Первый ребенок Розенбергов, названный Майклом, родился в Никербокер-Виллидж 10 марта 1943 года, через месяц после того, как Юлиуса повысили до помощника инспектора в войсках связи. Это было его второе повышение. Он начинал с младших инженеров с зарплатой 2000 долларов в год и через полтора года перешел в ранг помощника инженера с зарплатой 2600 долларов. Его новая должность подразумевала оклад в 3200 долларов, который в последующие годы возрос до 3600 в год. Юлиус и Этель Розенберг вели насыщенную жизнь, с виду приносившую им удовлетворение. Этель не сидела без дела, ведь, помимо своих идеологических обязанностей, она сама выполняла домашнюю работу, включая стирку. И все-таки Майкл рос болезненным и нервным ребенком. Он то и дело простужался, у него воспалялось горло и поднималась температура. Когда он стал постарше, у него проявилась эмоциональная неуравновешенность. Этель пошла на курсы детской психологии и музыки для детей, чтобы ему помочь; когда курсы не помогли, ей пришлось обратиться за советом к психиатру.

Одним из факторов напряжения в семье Розенберг, возможно, было то, что родители Майкла подсознательно понимали, что все идет слишком хорошо и так не может продолжаться долго. Из-за того что в середине войны Россия решила использовать коминтерновские списки коммунистов и сочувствующих среди ученых и технических специалистов, торопливо стараясь не отстать в гонке за решение атомных загадок, Юлиуса резко погрузили в ту самую работу, к которой он давно стремился и для которой, как он любил говорить, он даже был «предназначен». Он начал шпионить еще в 1944 году, не отказываясь от почти открытой коммунистической деятельности в ФАИХТ. С точки зрения шпионажа это была абсурдная комбинация, даже если Розенберги и перестали покупать «Дейли уоркер» и ходить на партийные заседания.

Осенью 1944 года, когда над головою Юлиуса сгустились грозовые тучи расследования, Этель впервые слегла из-за своей продолжительной болезни и не поднималась с постели до следующей весны. Юлиуса отстранили от работы в феврале 1945 года и уволили в следующем месяце. Он сразу же устроился в «Эмерсон рейдио компани» — в один из концернов, работу которого инспектировал. Его оклад составлял 70 долларов в неделю со сверхурочными, которые порой доходили до 100 долларов. Юлиус Розенберг остался недоволен; он прямо отрицал, что имел какие-либо коммунистические связи, как вели себя сталинисты в те дни независимо от доказательств, и с почти компульсивным упорством одну за другой вел кампании за восстановление его на прежней государственной службе. Потом в декабре его уволили и из «Эмерсон». Следующим шагом стало злополучное ист-сайдское партнерство с семьей Грингласс, которое, по-видимому, с самого начала имело призрачные шансы на успех.

Громадным потрясением для Юлиуса Розенберга стала смерть отца. Пять лет с виду почтенной службы на государство и неуклонный карьерный рост в профсоюзе убаюкали Гарри Розенберга, и он почти забыл, если не простил, злоупотребления сына радикализмом. Потом с Юлиусом случилось что-то непонятное и неприятное, и по Ист-Сайду разошлось ощущение позора. Шептали, что военный министр лично распорядился уволить Юлиуса, и в этих шепотках чувствовалось нечто большее, чем просто намек на возможную измену родине во время войны, — так это казалось Гарри Розенбергу и остальным. Старшему Розенбергу все еще хотелось верить в невиновность сына. Он выслушал историю Юлиуса, но фанфаронство молодого инженера произвело обратный эффект — как будто он признал обвинение. Вместе с женой Софи, которой, как и Гарри Розенбергу, тогда было за шестьдесят и она страдала гипертонией и слабеющим зрением, он лишь в отчаянии качал головой. Он сказал Юлиусу, что предпочел бы больше не встречаться с ним без крайней необходимости. В 1946 году Гарри Розенберг лег в больницу из-за болезни почек. Несколько недель он находился в критическом состоянии и выскользнул из цепких лап смерти только благодаря переливанию крови от преданных родственников. Потом ему стало лучше, и он захотел повидать сына Юлиуса. Как-то раз вечером Юлиус пришел к нему в больницу и побрил прикованного к постели отца. Ночью, после ухода Юлиуса, Гарри Розенберг умер из-за тромба. Насколько знали в семье, отец и сын после стольких яростных споров все же условились о некоем перемирии и мирно поговорили друг с другом в тот последний вечер.